Поэзия

Это стихотворение я написал на первом курсе университета, в 1973 году, когда мне было 17 лет. Я написал его следом за балладой «Двести семьдесят третий». Обычно я своих юношеских опусов не выставляю, но тут – случай особый. Подтолкнуло меня то, что я освещаю процесс по делу группы спецназа Генштаба ГРУ России. Трое разведчиков во главе с капитаном Эдуардом Ульманом расстреляли шестерых мирных чеченцев, возвращавшихся с районной кчительской конференции в Шатое. Не хочу размазывать подробности, хотя они отвратительны (трупы людей свалили в уазик, облили бензином и сожгли). Я о другом: о разговоре со знакомым спецназовцем. «А что тут такого? – удивился мой знакомый Сергей.

Эту балладу я написал в 17 лет. Я обычно не публикую своих юношеских стихов, но тут – дело особое. 17 лет мне было в 1973 году. Ещё не было ни афганской, ни чеченских войн. Мы топали со своим приятелем Пашей Резепиным после университетской лекции по Ростову и спорили о поэзии.

-Ну нельзя сделать стих из чего попало! – убеждал меня Паша. – Вот простой пример: число 273… Можешь ты написать, к примеру, балладу о цифре 273?!

И шпаги искры высекал,

И кони мчались, как могли…

Но всё ж бойцы не доскакали,

И их тела в реке нашли.

А та, кому предназначалась

Записка – «Я вернусь весной»,

В слезах наутро обвенчалась

И стала графскою женой.

Не криви свои губы, лапочка:

Я ещё не впадаю в транс.

Просто слюни пускаю в тряпочку,

Тихо-мирно ловлю сеанс.

Эх, бутылка моя пузатая,

Пара капель на самом дне,

Эх ты, жизнь моя полосатая:

День - в карете, а год – в говне!

Всё, харэ, за плечо котомочка –

Прощевай, родной погребок!

До свидания, незнакомочка.

Чёрным камнем висит тоска на мне –

Хоть иди и топись в болоте…

Эй, красавчик, не пей стаканами –

Не дотянешь на автопилоте!

Тоже воешь от одиночества,

А подсесть ко мне не решаешься?

Назовёшь своё имя-отчество,

Наскулишься, наутешаешься,

Вспомнишь годы свои скандальные,

То, как жизнь бездарно разменяна…

Позабывши про все приличия,

Взглядом сверлит меня незнакомочка.

Срисовала Её Величие

На плече у меня наколочку.

Не подумай дурного, золото:

Я ни касс, ни хаз не громил,

Хоть по дурочке и наколото

У меня на запястье «МИР».

Это только так переводится,

Что «меня исправит расстрел» –

Он глядит на меня украдкою,

В пальцах вертит нож, словно финку.

Что, закажешь меня на сладкое?

Снял обёртку, слизнул начинку?

Ох, обрыдла диета строгая,

Тошно жить, как в скиту раскльница…

Надоело быть недотрогою –

Мне же двадцать, я же не школьница!

Может, мне бы в любовь поверилось

И дурная кровь горяча –

За спиной гужуют полковнички:

Нажрались и водят вола.

А родня-то у незнакомочки,

Видно, барских кровей была.

Как шикарны её движения:

Прямо Лондон, а не Ростов!

Стойку держит без напряжения –

По привычке, не для понтов.

Руки – что там твоя Джокондочка!

Лишь на пальце чернильный след.

Ох и тошно мне, и не плачется…

Пусть богатые плачут, а бедные

Пожуют. Я нынче – растратчица:

В дорогом ресторане обедаю.

Надоела диета строгая,

Надоела быть осторожною:

Заказала себе беф-строганоф,

Заказала кофе с пирожными.

Тихо в зале, время не позднее:

Тощий негр, два пьяных полковника

В кабаке припух, с Божьей помощью

Зажираю коньяк шашлычком.

В уголке сидит незнакомочка –

В одиночку, особнячком.

Притулилась молча у стеночки,

Две стекляшки свисают с ушей.

Забашляли стипендию девочке,

Закуражила с барышей,

Подогрели предки валюткою

Или щедрый хачик помог?

Не; была б она проституткою,