Поэзия

Пусть я не похож на плейбоя

И в смысле мозгов - не мыслитель,

И крепко обижен судьбою

Облезлый мой ангел-хранитель,

Ни голоса нет и ни слуха,
Не признан я русским народом -

Но жизнь, как позорная муха,

Кружит над моим бутербродом.

Глядит на колбасные глади,

Взирает на пайку ржаную,

Всё жаждет урвать и обгадить,

Вот с крыши падает кирпич

И пролетает мимо окон.

А за окном - какой-то хрыч,

Он в плед завёрнут, будто в кокон,

А ниже - девушка в окне,

Она нормальна (не вполне,

Поскольку бьётся лбом о раму),

А ниже - папа душит маму,

Фемина, не дышите на свечу,

Не хлопайте глазами на поэта;

Послушайте сюда: я вас хочу...

Не торопитесь, я же не про это.

Я вас хочу спросить как на духу:

Кто я для вас, смешной и нелюдимый?

Как говорят французы - ху есть ху?

Не бойтесь, это - непереводимо.

Я к вам явился из волшебных снов,

Ребята, готовы? Всё о,кей? Поехали! Играем блюз.

Играем блюз.

Мы играем блюз,

мы взрываем шлюз,

и тяжкий груз

срывается вниз,

в эту сонную срань!..

Ай,м сорри, мисс,

это вовсе не брань -

это джаз, бэби, джаз,

Мальчик вёз в трамвае банку;

Мелкий корм хватая,

В банке шлёпала губами

Рыбка золотая.

За окошком остановки

Мирно проплывали,

И талоны пассажиры

Честно пробивали.

Пацан бросал в прохожих камни

(Ну, слава Богу, не в стекло!),

Швырял обеими руками:

Должно быть, время подошло.

Но тот мужик, что волей рока

По шее камнем схлопотал,

Читал Макаренку и Спока,

А Соломона не читал.

Схвативши мальчика в объятия,

Промолвив что-то вроде «глядь!»,

Он просто не имел понятия,

На площади торгуют ёлками:

Хватают их и рвут на части.

И пьяный плачет над осколками

Плодово-ягодного счастья.

А люди топают и шаркают,

Ждёт где-то пьяницу супруга...

Он вытирает сопли шапкою

Над телом лопнувшего друга.

Какие планы нынче рушатся,

Накрылось торжество сегодня!

И так алкаш глядит на лужицу,

Мой бедный Гамлет, что тебе культура

И умудрённый разум старика,

Когда твоя звериная натура

Любила только лезвие клинка?

Чему же мясника научат книги?

В покоях замка обнажив металл,

Ты ложь и смерть, подлянки и интриги,

Как бисер перед свиньями, метал.

Ты долго размышлял и не врубался:

Еврей стоял, носат и нем;

И что сказать еврею,

Когда толпа, осатанев,

Его глазами бреет?

«Ему б – с отбойным молотком,

Ему б махать кайлою!».

В суде запахло костерком,

Горящею смолою;

Эх, жаль, не Средние века,

Не жарят по закону:

Небось, раскрутят дурака

На «три петра» – и в зону,

Ещё до смерти - два долгих года,

Но в пальцах - слабость, а это конец.

Дюрер всё также встаёт с восходом,

Хотя рука не держит резец.

Какие виденья в мозгу теснятся:

И цвет, и линия в них чисты!..

Старый Альбрехт... Пора бы ему уняться:

Малюет каракули, мнёт листы...