Прерванный полёт Васи Петухова

В российском арестантском мире издавна существует деление на касты - «масти». Словечко «масть» закрепилось в жаргоне во время «сучьей войны». Эта резня вспыхнула в зонах после Великой Отечественной и особенно после знаменитых указов 1947 года, когда профессиональным уголовникам стали давать огромные сроки - до двадцати пяти лет. Тогда «благородный воровской мир» раскололся на «честняков» («традиционных» воров) и «сук» - бывших воров, считавших, что ради выживания надо сотрудничать с администрацией лагерей. Началась «мясня»: «суки» резали «воров», «воры» - «сук», а по ходу возникали и другие группировки, боровшиеся за выживание: «беспредел», «махновщина», «красные шапочки» (арестанты из военных, сплочённые по принципу фронтового братства), «польские воры» (уголовники из Польши, Западной Украины и Прибалтики), «челюскинцы», «ломом подпоясанные», «пивоваровцы», «упоровцы», «ребровцы» и масса других. «Мастей, что костей» - говаривали зэки.

А кастовое деление, близкое к нынешнему, установилось к середине 60-х годов. На верху пирамиды - «чёрные», или «братва» во главе с «ворами» и «авторитетами» - «смотрящими» да «положенцами». Следом идут «козырные фраера» - уголовники, имеющие большой вес в преступном мире; за ними «фраера» - рядовые «шпанского братства». Ну и блатота, «жужжащие» - всякая мелочь, которая корчит из себя «настоящих жуликов».

Далее следуют «мужики» - основная масса арестантов. Тут тоже есть и «мутные», и «воровские», и даже «некрасовские», но это - особая история.

Ниже «красные», или «козлы»: добровольные помощники начальства из числа осуждённых. Нередко их по-старому кличут «суками». И, наконец, «форшмачные масти», то есть позорные. «Чушкари» - неряшливые, не следящие за собой арестанты, всеми презираемые и исполняющие грязные работы; «черти» - тоже затруханные «пассажиры», но чаще из-за бедности, отсутствия родственников, которые могут помочь с воли. Особая категория - «фуфлыжники»: люди, проигравшиеся в азартные игры и ставшие рабами своих победителей. Таких можно заставить сделать всё, что угодно, под страхом смерти. Но самая страшная «масть» - «опущенные», каста неприкасаемых. Сюда попадают нередко в результате сексуального насилия. Таких пассивных гомосексуалистов называют «петухами» («гребнями», «кочетами», «певнями»). Участь их - горькая и постыдная, и «подняться», вырваться из этой касты невозможно. Об одном из них - наш рассказ.

Летним вечером 1982-го года в ростовском следственном изоляторе №1 шла обычная проверка арестантов. Процедура ежедневная, приевшаяся и порядком надоевшая «коридорным» - контролёрам-прапорщикам, которые её проводят. Пересчитывай арестантов по головам, переспрашивай одни и те же данные: возраст, место жительства, семейное положение, статья... «На продол» выводят обитателей сразу нескольких камер, чтобы побыстрее покончить со всей этой нудятиной. Вообще-то по правилам так делать не рекомендуется, желательно покамерно. А ну как сотни три одуревших от духоты, безделья, нервного ожидания «сидельцев», подстрекаемые «авторитетами», вздумают заварить бучу? Им ничего не стоит смять нескольких контролёров и устроить жуткий сабантуй! Но в совковые годы массовые беспорядки в СИЗО – явление исключительное. Всё было пропитано здесь мрачным запахом «вышки». Только дёрнись…

Короче, девчата-контролёры арестантов не боялись. Выполняли рутинную работу, торопились: надо ещё успеть провести прогулку - и разогнать стадо по камерам. Несмотря на приход на Богатяновку сурового «хозяина тюрьмы» Стаса Овчинникова, к 1982-му здесь ещё сохранялись патриархальные обычаи. Так, чтобы проверки и прогулки проводить побыстрее, сотрудники раскрывали решётчатые двери между переходам. И то сказать: куда этим дурням бечь? Если же втиснется кто не в свою «хату» -режимники так отдубасят, что мало не покажется!

В общем, как правило, эксцессов не было. Однако из всякого правила есть исключения. Так и в этот раз: воспользовавшись неразберихой и вечерней расслабухой тюремного народа, один из «обиженников» камеры №3... рванул наверх - прямо по коридорам, через левую галерею! Среди всеобщего гвалта на Петю Петухова даже не обратили внимания. А он, миновав входы в прогулочные дворики, взлетел прямо на чердак! Хлипкий чердачный замок ковырнул сходу, не останавливаясь, а оттуда через слуховое окно - на крышу здания.

И куда дальше? Здание разделяет режимный и хозяйственный дворы внутри СИЗО. Не прыгать же с бешеной высоты на асфальт... Да и толку: бежать из тюрьмы в тюрьму. Но Петя как-то участвовал в уборке снега с крыши и знал, что от внутреннего здания к общежитию личного состава тянутся с чердака мощные изолированные провода. А общежитие выполняло роль мощной каменной стены: фасад его выходил на улицу Горького, отделяя тюремный мир от вольного. Примыкало общежитие к жилому дому по той же улице великого пролетарского писателя, певца босяцкого мира. Между жилым домом и ночлежкой тюремных надзирателей располагалась дежурная часть с комнатой помощника начальника изолятора (заступая на смену, он должен был отвечать за порядок по всей «крытке»).

Мирно дремавший в «дежурке» контролёр Слава Чекмарёв решил вечерком замутить себе чайку. Зевнул, распахнул глаза - и остолбенел: перед ним за окном медленно пролетал по воздуху человек! Доселе Слава не видел летающих зэков. То есть ему приходилось слышать, как на далёком Севере лагерники изготавливали из бензопилы «Дружба» подобие вертолёта и на манер карлсонов уносились в бескрайние просторы тайги. В эту лабуду прапорщик не верил. И вот прямо перед ним порхает арестант - без всяких пропеллеров! Присмотревшись, Чекмарёв заметил, что летун как-то странно перебирает руками и ногами, шустро приближаясь к дежурке. И вдруг врубился: этот сукин сын просто скользит по проводу с крыши на крышу!

-Стой, падлюка! - зарычал Чекмарёв, хватаясь за кобуру. - А ну лети назад, пока я тебе перья из задницы не повыдергал!

Однако у представителя «петушиного» племени планы были другие. Он решил перемахнуть по проводам на крышу общежития, оттуда - на крышу жилого дома, а там - поминай как звали. До исполнения заветной мечты оставались считанные минуты, и Петя уже широко раздувал ноздри в предчувствии сладкого воздуха свободы. Но и дежурный Слава с пистолетом был не лыком шит. Он в мгновение ока взлетел по лестнице на крышу общежития, спотыкаясь и матюкаясь.

«Обиженник» успел раньше. Он прогромыхал несколько шагов по направлению к заветному дому. И в это время Слава выстрелил.

-Ой! - вскрикнул Петухов, грохнулся и ткнулся носом в кровлю.

«Что же за день такой? - растерялся Чекмарёв. - Я вроде в воздух пулял...». Между тем окрестности Богатяновки оглашались воплями «сидельца». Прапорщик подбежал к беглецу.

-Чё ты орёшь? - испуганно спросил он Петухова, пытаясь разглядеть кровавое пятно на серой спине подследственного. - Куда попало?

-А хрен его знает! - завыл арестант. - Ой, больно...

Как оказалось, не попало никуда. Пуля ушла в атмосферу, загаженную автомобильными газами, в ней и растворилась. Упал же побегушник от неожиданности: когда услышал громкий выстрел, поскользнулся, подвернул ногу и почувствовал резкую боль, которая отдалась по всему телу.

Петю даже не били. Что с него, с «гребня», взять?

-Ты чего рванул? - лениво полюбопытствовал оперативник. - Ты ж под судом, и дело вшивое. Может, оправдали бы. А так - ещё за побег накрутят...

-Не побежал бы, кабы в жопу не толкали, - грустно пояснил Петя. - Я тут случаем попал в «суждёнку», хотя мне срока ещё не навесили. А там опустили меня по беспределу. Один раз только ткнули... Ну, я ломанулся на кормушку, попросил в другую хату перевести. А там не объявился. Сказал, что нормальный пассажир. Думал, из «суждёнки» так и так все на этап уйдут, а мне бы только немного досидеть, вдруг, как вы говорите, дело развалится, и на волю выпустят. Меня в хате чифиром угостили, пустили в круг. А потом узнали по тюремной почте, что я - «форшмачный». Сами знаете, что за это бывает. Либо сам, говорят, падло, над парашей вздёрнешься, либо мы тебе шнифты выдавим и подыхать будешь медленно, но больно. Ты хороших пацанов зашкварил, они через тебя в «опущенных» весь срок будут ходить! И то верно: из моих рук брать ничего нельзя было. Сегодня ночью я должен был... это самое. Так жить захотелось....

Петю Петухова опера упрятали подальше от зэковской расправы. Как там завершилось дело с его судом, мне неведомо. А геройский поступок Славы Чекмарёва отметили в приказе.

Выберите оценкуПлохоНормальноХорошоЗамечательноОтлично

Ваша оценка: Нет Средняя: 3.7 (6 голосов)